Отрывок из новой книги Дмитрия Болдина «Нелюбимые»

Новинка Дмитрия Болдина, продюсера, журналиста и автора книги «Лишний», выйдет в Строках уже в конце этого месяца — 27 июня. Главному герою нового романа «Нелюбимые», Максиму, уже давно ничто не приносит радость. С каждым днём его жизнь становится всё запутаннее, окружающие вещи лишаются глянцевого блеска, и настоящий кризис начинается, когда в сеть утекают фотографии с провокационной вечеринки. Публикуем отрывок из книги, в котором мы чуть больше узнаём об отношениях Максима и его матери.

Крупный охранник проверяет карманы джинсов и куртки и кивком разрешает проходить дальше. Замечаю на лацкане его пиджака небольшой значок в виде летучей мыши и хочу узнать, что он означает, но не спрашиваю — не знаю, как он отреагирует на вопрос. Я прохожу в двухуровневый зал, где на стенах висят портреты известных музыкантов, среди которых узнаю Джорджа Майкла, Стиви Уандера и Элвиса Пресли. В центре зала компания молодых ребят поёт песню «Ночь» и все танцуют. Одна из девушек записывает всю компанию на телефон, а сидящие за стойкой мужчины наблюдают за молодёжью. Я глазами обвожу зал, пытаясь найти маму, и замечаю ещё одну компанию на втором уровне, среди которых вижу своего старого знакомого. Он замечает меня и протягивает сверху руку.
— Давно тебя не видел, — говорит он, а я никак не могу вспомнить его имени.
— Да дел полно, — отвечаю я.
— Ты давно тут?
— Только приехал.
— Нет, в Москве. Давно вернулся?
— Ну… пару лет точно.
— Я на связи, брат, — говорит он и хлопает меня по плечу.
Я замечаю маму — она машет рукой с другой стороны зала. Мама сидит на длинном белом диване за большим столом, на котором стоит ваза с фруктами, несколько тарелок с сыром, салаты и бокалы с белым вином. Мамины подруги что-то обсуждают, а когда я поднимаюсь по лестнице, все поворачиваются в мою сторону. Мама встаёт из-за стола и широко раскрывает руки для объятий. На ней чёрное узкое платье, туфли на высоком каблуке, на руках и шее много бриллиантов. Я обнимаю её и целую в щёку, а она шепчет на ухо, что скучала и очень рада видеть.
— Максим, мой сын, — представляет меня подругам.
Я киваю и здороваюсь со всеми, а в ответ от одной из её подруг слышу, что я повзрослел и меня не узнать.
— Тётя Света, помнишь её? — спрашивает мама, и я опять киваю, хотя никого не помню.
— Прекрати. Я не тётя. Просто Света. — Подруга мамы протягивает мне руку.
— Наталья, — подаёт мне руку другая её подруга.
Затем тянется ещё одна рука в бархатной перчатке, поверх которой надет бриллиантовый браслет в форме обвивающей кисть змеи, и женщина представляется:
— Кристина. Как быстро растут чужие дети, боже мой.
Все за столом начинают смеяться, и я присаживаюсь на край дивана. Мама подходит ко мне, целует в макушку, садится рядом и берёт со стола бокал. 
— Как у тебя дела? Давай поесть закажу?
— Да не надо, спасибо. Я не голоден, мам. 
— «Цезарь» тут лучший, подожди. — Она машет официанту, и тот направляется в нашу сторону.
— Да не надо.
— Надо поесть, так мать сказала.
Официант наклоняется, мама что-то шепчет ему на ухо, указывая пальцами, украшенными большими бриллиантовыми кольцами, на стол, а затем спрашивает у подруг, что они будут. Подруги заказывают ещё вина, а Кристина просит виски и кальян. Я же прошу принести воды с лимоном.
— Вы с нами не выпьете? — спрашивает меня подруга по имени Наташа.
— Ему ещё рано, — отвечает за меня мама и смеётся. Одной рукой она обнимает меня за шею, а второй берёт мою ладонь.
— Вы давно тут? — спрашиваю я маму.
— Ну… относительно, — тихо говорит она, оглядывая зал, где сотрудник караоке протягивает молодой девушке микрофон. — Как там в городе? Как у тебя вообще дела?
— У меня, — вздыхаю я, — да более-менее, кажется. В городе — потоп. 
— Сильно всё, да? Я в телефоне только видела несколько новостей, — кивает мама в сторону золотого айфона, который лежит на столе рядом с пустым бокалом.
— Ну так… Да, прям как в фильмах-катастрофах.
— А сейчас как там?
— Сейчас стихло.
— Ну и хорошо. — Мама поворачивается ко мне и улыбается накрашенными красной помадой губами. 
Из звуковой системы начинает играть музыка, и многие в зале встают с мест и одобрительно аплодируют. 
«Кофе на столе, за окном лазурь, — начинает петь девушка в центре зала, а подруги мамы, как и все в заведении, подпевают ей бэк-вокалом: — Уо-оо-о-оо-уо-оо».
«А с глянцевых страниц так манит гламур». — Девушка запрокидывает голову и, медленно покачиваясь, пританцовывает, пока остальные гости поют следующую строчку.
— Как на работе? — спрашивает мама и делает глоток вина.
— Хорошо. — Я смотрю в сторону зала, где поющую девушку окружают танцующие люди. — Хотя… я не знаю…
— А что ты не знаешь? 
— Я не знаю, что дальше будет. И всё. 
— А что-то будет?
— Вот я и не знаю, что будет, мам.
— Подожди, — она закидывает ногу на ногу, — всё же хорошо? Или у тебя проблемы?
— У меня нет проблем, но…
— Это главное, Максюш, что у тебя нет проблем. А всё остальное — это так. Как бы тебе сказать…
— Как есть.
— Мишура, — произносит мама и показывает в сторону зала. — Всё это мишура. Главное, чтоб у тебя всё было хорошо и здоровье было. 
— Возможно, мам. Но мне так нравилось всё, а сейчас не знаю, что вообще будет. 
Официант приносит бокалы с вином и виски, а мне стакан воды с лимоном.
— Надо с отцом поговорить, если волнуешься.
— Не надо, мам. Не надо с ним об этом говорить.
— Он решит, если что-то не так, он же главный акционер.
— Да там всё хорошо, просто ощущение какое-то…
— Какое? — Мама снова разворачивается ко мне.
— «Как раньше» сейчас уже нет. Будто я был окружён людьми и мы все что-то вместе делали и радовались этому. Словно это был пионерлагерь, но из него многие уехали и никто не возвращается. Как-то так.
Подруги мамы вместе со всем залом затягивают припев, мама молча смотрит на людей, потом ставит бокал на стол.
— Знаешь, что это, сынуль?
— Что?
— Это просто ты взрослеешь, вот и всё. 
— Я давно уже не ребёнок.
— Это тебе так кажется, — смеётся мама и целует меня в висок. — Ты всегда им будешь. Для меня. Но внутри себя ты взрослеешь. Из-за всего вокруг у тебя меняются взгляды, от тебя уезжают коллеги. Они когда-то все вернутся, и вы снова будете что-то делать вместе. Но ты всё равно — ребёнок. Мой. 
Мама кладёт мне голову на плечо, а я рукой прижимаю её к себе.
— Ты знаешь, — она зевает, — взрослеть нормально, Макс. Нам с отцом пришлось взрослеть в девяностые, вот это ужас был. Когда я в морозы стояла и продавала на рынке вещи, а он где-то обменивал деньги и по ночам уезжал на разборки. И я не знала, вернётся ли обратно.
— Да уж.
— Вот тогда мы все повзрослели. Представляешь, — мама вытягивает свою руку и смотрит на бриллиантовые кольца, которые ярко сверкают в свете лучей с потолка, — твоя мама продавала на рынке вещи. 
— Не могу даже представить, мам. 
— А такое было. Так вот и повзрослели.
— А долго ты там стояла?
— Пока тобой не забеременела. Потом уже дома была. А отец реже стал на разборки ездить. Затем офис у него появился, когда ты родился…
— Ты скучаешь по тому времени? 
— По времени — нет, а по отношениям и молодости — да.
— Ты прекрасно выглядишь, мам, прекрати.
— Спасибо, сынуль. Но это всё косметологи, подтяжки, уходы. Сам всё знаешь про это, ты же в глянце работаешь.
— Угу. А отношения — в каком смысле?
— Добрее люди были, вот и всё. И искреннее. Причём все: и у кого были деньги, и у кого их не было. Все были другие, более открытые.
— Понятно.
— Хотя… не знаю, может, ваше поколение и открытое. Мы-то уже зачерствели за заборами и не знаем, какие вы. 
— Я и сам не знаю, мам. 
Мама смеётся, а в зале девушка заканчивает песню.
— А с Алисой у тебя что? — спрашивает мама, когда одна из её подруг поворачивается к нам и подзывает к перилам, но мама отрицательно качает головой.
— Да всё как и было.
— Как у неё дела?
— Хорошо.
— Снимается? 
— Угу.
— Почему не приезжаете в гости?
— Да не знаю, мам.
— Так дети появятся, а я из телеграмов только узна́ю, что бабкой стала.
— Прекрати. — Я крепче обнимаю маму, и она улыбается.
— Отец с её папой часто встречаются.
— Что они делают?
— Да что-то в своём секторе. 
— Понятно.
— Лицензии там всё продлевают какие-то. 
— А ты с её родителями общаешься?
— Редко. С мамой её иногда к косметологу ходим, потом едем в «Турандот» или сюда. Однажды Алиса даже приезжала.
— Это когда?
— Да полгода назад. 
— Что говорила?
— Не помню уже. Немного посидела и уехала с тобой встречаться, кажется. Может, нам всем вместе собраться? Я организую тут «Веранду у дачи».
— Не надо, мам.
— Ну как хочешь. У вас точно всё хорошо?
— Я не знаю.
— Разлюбил? — Мама смотрит вглубь зала, где один из гостей преподносит девушке большой букет красных роз, а администратор забирает у неё микрофон.
— Я не знаю, мам. Но как-то всё непонятно. Не знаю, как объяснить.
— Объясни как можешь.
Диджей ставит танцевальную музыку, мамины подруги возвращаются за стол и берут бокалы с вином. Они чокаются и спрашивают маму, не хочет ли она что-нибудь спеть. Мама отрицательно качает головой, говорит, что, может быть, чуть позже, и поворачивается ко мне.
— Так что у вас с Алисой? — спрашивает она.
— Да ничего, мам. Я не знаю. 
Она гладит меня по ладони и очень тепло улыбается.
— Вы живёте вместе сейчас?
— Угу.
— А почему ты приехал сегодня сюда?
— Давно не видел тебя.
— Или ты просто домой не хочешь?
— Я там был уже.
Мама задумчиво смотрит на меня, и мне начинает казаться, что она понимает, что я что-то утаиваю. Мне становится неловко и совестно.
— Не говори, если не хочешь, — наконец произносит она.
— Да, не хочу, мам.
— Ну и не говори. Всё нормально.
— Нет, я домой не хочу.
На экранах появляется номер заказа и название песни: «Однажды». Гости смотрят на плазменные панели, и какая-то женщина берёт микрофон. Начинает играть лёгкая мелодия, которую я никогда не слышал. С первой строчки женщина завораживает всех своим голосом, и гости вновь подходят к перилам, чтобы посмотреть, как выглядит певица. Мама начинает легонько покачиваться в такт песне, а я смотрю на плазму над нашим столиком, на слова второго куплета: Ты влюбишься однажды и навек, / И остальное станет так неважно, / Ведь счастье всё равно находит всех / Однажды, однажды.
— Хорошая песня, — тихо произносит мама.
— Никогда её не слышал.
— Ты ещё маленьким был. — Мама улыбается. — Надо добавить её себе в телефон.
— Это какой год?
— Думаю, начало двухтысячных.
— Красивая.
— Очень. Хорошие были песни. Хочешь, останешься сегодня у нас?
— Нет, я домой поеду, мам.
— Ну смотри. Если что — приезжай. Твоя комната как стояла, так и стоит. Кажется, в ней ничего не менялось.
Я улыбаюсь и кладу голову на плечо маме, а затем целую её и чувствую, как она расплывается в улыбке. Мама гладит меня по щеке, а на экранах появляются строчки, которые начинают повторяться.
— Всё будет хорошо, — произносит мама.
— Угу.
— Ты просто взрослеешь. 
— Наверное, мам.
— Хочешь один совет?
— Конечно.
— Всегда слушай своё сердце. Больше никого. Советчики не нужны.
— А ты?
— А что я? Я всегда буду рада любому выбору твоего сердца.
— Правда?
— Конечно. Когда я свой выбор делала, мне никто ничего не говорил. И я не имею на это права. Ты уже большой мальчик.
— Мам?
— Что?
— Я тебя люблю.
— Приезжай почаще.
— Буду.
— С кем хочешь приезжай.
Когда женщина заканчивает петь, ей аплодируют. Мама говорит подругам, что лучше уже никто не споёт, и просит сфотографировать нас вдвоём. Кристина наводит на нас камеру маминого телефона, и я крепко обнимаю маму и целую в щёку. 
— Мой сын, — гордо говорит мама.
Мы сидим ещё минут сорок и вспоминаем моё детство. Как я пошёл в школу и в начальных классах получал одни пятёрки, а позже скатился до плохих отметок и прогулов. Как маму часто вызывали к директору и ей приходилось за меня краснеть и даже выплачивать большие суммы за мои выходки. Когда мама вспоминает, как я улетал учиться в США, в её глазах появляется блеск от накатывающих слёз, но она сдерживает их и сообщает, что сильно скучала и хорошо, что меня отчислили и я вернулся. По её мнению, если бы я не вернулся, на душе у неё всё было бы не так хорошо. Я сижу и думаю о том, что надо чаще навещать маму и что стоит порой успокаиваться, уезжать за город и просто говорить с ней. Мама достаёт телефон, смотрит на время и сообщает подругам, что ещё пару песен послушает и поедет спать, так как ей нужно утром к косметологу, а затем в магазин, чтобы порадовать себя чем-нибудь, но чем — она не понимает. 
— Хочешь со мной, купим тебе вещей? — спрашивает она меня, и я себя чувствую рядом с ней маленьким ребёнком. 
— Мам, — я сжимаю её руку сильнее, — у меня всё есть. Я же тоже хожу по магазинам. А что ты хочешь себе купить?
— Не знаю. Всего стало меньше, коллекции все старые.
— Ты скажи, что ты хочешь, а я найду, как это тебе привезти. 
— А деньги-то у тебя есть?
— Мам?
— Что?
— Всё хорошо. Что ты хочешь из вещей себе?
— Честно? 
— Да.
— Всё у меня есть, сынуль. Ты есть, дом есть, муж есть, машина есть, кольца эти все. — Она смотрит на пальцы. — Всё есть.
— Давай ты подумаешь, чего нет, и напишешь мне, а я это тебе привезу?
— Хорошо, — смеётся мама и обнимает меня. — Взрослый ты такой стал. Как время пролетело…
— Да прекрати.
— Правда, ещё недавно катался на этом своём…
— Скейте.
— Угу. По всему парку. Сейчас уже не катаешься?
— Сейчас уже нет.
— И правильно.
— Может быть.
— Хорошо, что вернулся. Вот просто не уезжай никуда больше, и мне будет хорошо.
— Я всегда рядом, мам.
— И я.
Мама хочет, чтобы меня домой отвёз её водитель, но я отказываюсь, ведь дорога туда и обратно займёт час и маме придётся долго ждать шофёра. Она замечает, что ей нетрудно подождать, да и заведение может дать ей машину с водителем, тем более что до её дома близко. Я всё равно уговариваю маму оставить своего водителя и заказываю такси. Приложение показывает, что такси приедет через минуту, я прощаюсь со всеми, и мама провожает меня до выхода.
— Всё? — спрашивает она, когда я смотрю в сторону чёрного Mercedes, стоящего у дороги и мигающего аварийками. — Твоя? 
— Моя. — Я поднимаю воротник джинсовой куртки. — Беги внутрь, не мёрзни.
— Я не буду отцу говорить, что у тебя там личные перипетии всякие, чтобы он не лез. У тебя своя жизнь, и сделай так, чтобы тебе в ней было хорошо. Если что-то нужно, то всегда набирай.
— Спасибо, мам.
— Иди я тебя обниму.
Мама меня крепко обнимает и три раза целует в щёку.
— Беги, сынок!