Близкое прошлое: как писать о Волгограде 90-х?

Действие романа «На улице Дыбенко» разворачивается сразу в нескольких пространствах: это и Питер нулевых, и Азербайджан, и Финляндия, и, что важно, Волгоград 90-х. Как создавалась присущая эпохе атмосфера и что из этого вышло — рассказывает автор Кристина Маиловская.

Как писать о том или ином времени, будь то 90-е или нулевые? Прежде всего следует руководствоваться темой и идеей произведения. Кто герой (герои) истории? Если это живущий в 90-е маргинал, то в истории должны присутствовать приметы того времени, соответствующие этому социальному слою. Если герой — музыкант (художник, актёр), потерявший работу, вынужденно работающий на стройке с мигрантами, то надо знать, каковы были условия и особенности работы на стройке в это время, а также в каком положении мог оказаться творческий человек в 90-е, с какими трудностями он мог столкнуться, и так далее. А если это история обогащения, то события и приметы времени там будут свои.

Многое зависит от жанра, в котором писатель работает. Детективная история устанавливает свои рамки и диктует свои правила. Если же нужно написать романтическую историю на фоне распада Советского Союза, то приёмы будут совсем другими. Не менее важно, где происходит действие романа, повести, рассказа. Москва, Санкт-Петербург 90-х — это одна история, а русская глубинка в это же время — совсем другая.

Не стоит забывать о главном пушкинском принципе «соразмерности и сообразности», из которого следует, что писатель (поэт) должен понимать, что он пишет, для чего и как. Придерживайтесь этого принципа, и у вас не возникнет вопросов, как написать историю об автослесаре, болеющем гриппом в Екатеринбурге нулевых. Тут главное помнить, что главный герой, несмотря на болезнь, без конца выпивает с друзьями, передвигаясь на катафалке по зимнему городу.

А каким был Свердловск/Екатеринбург 90-х в стихах Бориса Рыжего? «Херово в городе Свердловске не только осенью, всегда…» Херово было не всем. Без сомнения найдутся люди, которым в Свердловске/Екатеринбурге 90-х было очень даже ничего. Но в стихах Бориса Рыжего мы знакомимся со «Свердловском Бориса Рыжего» с его «кварталами дальними и печальными» и верим ему безоговорочно

Когда я обдумывала свой роман, передо мной встал вопрос: каким был Волгоград 90-х? Однозначного ответа нет. Для каждого живущего любой город раскрывается по-своему. Мы видим одни и те же здания и деревья за окном, а выходит так, что и пейзаж у каждого свой, даже если смотрим мы из одного окна. Вот из этого принципа я и старалась исходить.

Девушка, оставшаяся без помощи родителей, загнанная в угол жизненными обстоятельствами, что увидит она из окна комнаты, которую снимает «за копеечку» у полуслепой бабуськи? А если та же героиня смотрит в малюсенькое окошко ночного ларька на плохо освещённой остановке в спальном районе? А что можно увидеть из окна «бомжацкой» квартиры, если недалеко на матрасе в коме лежит твоя собственная мать? Чтобы понять это, нужно «влезть» в голову героя и увидеть Волгоград 90-х его глазами из его окна

Время не стоит на месте. И вот уже на смену 90-м пришли нулевые. Что же изменилось? И опять нет единого ответа. Изменения везде и повсюду, но у каждого свои. Жить стало лучше, жить стало веселее. И вот уже завкафедрой Санкт-Петербургского вуза предлагает коллеге «махнуть на ланч» в один из ресторанов на Невском. А бандит, в 90-е занимавшийся «крышеванием» и браконьерством, толком не умеющий вести бизнес и распоряжаться деньгами, скатывается в пропасть, поскольку не готов меняться. Ровно так же, как Любовь Андреевна Раневская — героиня пьесы А.П.Чехова «Вишнёвый сад», не готова вырубить вишнёвый сад и сдать землю в аренду дачникам. Взгляд на любое время, на любую эпоху — это прежде всего определённый угол зрения. Просто нужно найти необходимый «угол» — и дело в шляпе.

Стали ли 90-е мемом? А стала ли мемом «эпоха сухого закона» в США? Времена относительной социальной и экономической стабильности не рождают такого обилия «углов зрения». Чем сложнее эпоха, тем больше интересных историй появляется на свет. Времена Большого террора и сталинских репрессий «интересными» назвать язык не поворачивается. Это времена человеческих трагедий, послужившие толчком к рождению «отсроченной» литературы — то есть литературы, появившейся спустя 20–40 лет. 

Наше время нельзя назвать бедным на события. Но, думаю, настоящий урожай можно будет собирать лет через 10–20. Потому что опыт должен «отлежаться», а замыленный глаз очиститься.